Tiêu đề Глава 184 ✅

Глава 184. Дискуссия «Одумайся!» В десятом месяце в Чачжоу стояла сырая пронизывающая погода, и шум дождя, ритмично бьющего по банановым листьям* за окнами, был слышен даже при опущенных занавесках. Сегодня Ло Му не надел официальной одежды; он сидел справа от места почетного гостя, одетый в даосское одеяние*. Оглядевшись вокруг, он обнаружил, что чайная уже переполнена людьми со всей Поднебесной, причем многие из них были в сандалиях и соломенных плащах. Время уже перевалило за полдень. Поставленная у окна курильница с благовониями уже догорала. Услышав движение, Ло Му тут же выпрямился и обратил свой взор в сторону двери. Зонтик из промасленной бумаги слегка склонился в сторону, открывая фигуру в иссиня-черном платье ученого* с белой рубахой под ним. Длинные широкие рукава были сложены на коленях мужчины, а между ними лежал свернувшийся в клубочек кот. Хрупкие запястья выглядывали из-под рукавов, подчеркивая его четко очерченные костяшки и длинные, тонкие пальцы. Яо Вэньюй чуть наклонился вперед, сидя в своем инвалидном кресле, и со всей искренностью произнес: — Приношу свои извинения за то, что заставил ждать, господа. Маленькие колеса покатились по деревянным половицам, когда Цяо Тянья втолкнул Яо Вэньюя внутрь. Чайная сразу же закипела от перешептывания. Те, кто оставался в своих плетеных шапках, теперь снимали их один за другим. Бесчисленные взгляды упали на Яо Вэньюя, внимательно наблюдая за ним. Яо Вэньюй остановился перед круглым окном*.
— Мы все собрались здесь сегодня, чтобы посетить дискуссию, на которую нас пригласил наш юный друг Юаньчжо. — Лао-Мэй из Циньчжоу, куривший трубку, постучал по ней и посмотрел на Яо Вэньюя. — Прошел год с тех пор, как мы в последний раз встречались, и манеры моего юного друга заметно улучшились. К столам снова подали чай и зажгли курильницы с благовониями. Так называемый интеллектуальный дискурс был специально организованным публичным обменом мыслями между несколькими сторонами. Хозяин и гости сидели друг напротив друга и беседовали на глубокие и возвышенные темы, совершенно не касаясь политических и гражданских вопросов. Вот почему сегодня Ло Му не был одет в свою официальную одежду. На такого рода мероприятиях важным было умение поддержать любую тему, но без пустой болтовни, что требовало от участников не только эрудированности и проницательности, но и поэтического красноречия. Яо Вэньюй, объехавший весь мир в поисках знаний, был мастером в этом искусстве, поэтому одно его приглашение смогло собрать сотни откликов, что позволило ему организовать дискурс в Чачжоу. В прошлом он был красноречивым собеседником, и его идеи были оригинальными и самобытными. А поскольку он происходил из известной семьи, но не входил в правительство, он был гораздо популярнее среди ученых-отшельников, чем Хай Лянъи. Лао-Мэй провел в ожидании за столом более часа, поэтому после обмена любезностями он сразу перешел к делу: — Я вижу, что мой юный друг изменился.
— Мое тело мне больше не принадлежит, — сказал Яо Вэньюй, — но мое существо осталось прежним. Лао-Мэй вынул трубку изо рта и заявил: — Мне все прекрасно видно. Если ты не изменился, то почему бы тебе не встать? Яо Вэньюй отложил мухогонку*, которую только что сжимал в руках, и сказал: — Разве я стоял год назад, когда разговаривал с вами в Циньчжоу? — Естественно, ты тогда мог стоять, — подтвердил лао-Мэй. На что Яо Вэньюй сразу ответил: — В таком случае я, как и прежде, в силах стоять. Ло Му однажды участвовал в такой беседе, когда учился в Дэнчжоу, но это была просто неформальная дискуссия среди однокурсников академии. Кун Лин также был талантлив в софистике, но по какой-то причине сегодня он не появился. Разговор продолжался, как и дождь снаружи. Все присутствовавшие с пристальным вниманием слушали, затаив дыхание. Цяо Тянья прислонился спиной к двери, наблюдая, как капли дождя хлещут по краям карниза, застилая горы вдалеке бледной, слегка туманной дымкой. Голос Яо Вэньюя звучал звонко и чисто, а его спокойные и последовательные ответы обрушивались на оппонентов, словно ударяющиеся о землю шахматные фигуры, которые он ронял одну за другой, стуча в такт дождю. ◈ ◈ ◈
Ли Цзяньтин отодвинула стул и, заняв свое место, спросила Сюэ Сючжо: — Если дискуссия способна собрать стольких талантов в одном месте, почему имперская академия не организует их время от времени? — По твоему мнению, кто чаще всего участвует в подобных беседах? — риторически спросил Сюэ Сюжчо, сворачивая свиток. — Все ученые в Поднебесной, — ответила Ли Цзяньтин. — Неверно, — Сюэ Сючжо поднял глаза и уставился на Ли Цзяньтин, — Это те, кого не заботит, где взять еды, и какова ситуация в Поднебесной. Сюэ Сючжо доводилось участвовать в таких беседах, но всего несколько раз. Для придворных чиновников, подобных ему и Цзян Циншаню, эти так называемые интеллектуальные и философские дебаты были не более, чем пустой болтовней, поскольку участники не обсуждали ни государственных дел, ни гражданских вопросов. Но в свое время эти дискуссии получили всеобщее распространение в тринадцати городах Цзюэси и были подхвачены Цюйду. Причина, по которой Пань Линь и другие сыновья семьи высоко ценили Яо Вэньюя, заключалась в том, что Яо Вэньюй раньше редко принимал участие в обсуждении политических дел, что было несколько нетрадиционно. Но такой взгляд на вещи строился на том основании, что ему не нужно было беспокоиться о предметах первой необходимости, таких как еда и одежда. Уже в период правления Сяньдэ подобного рода беседы полностью исчезли из Чжунбо. Было ли это связано с тем, что в этих землях не осталось ученых мужей? Нет, настоящая причина заключалась в том, что в Чжунбо больше не было человека, который бы не голодал.